Эксперты «Книгуру» о критериях отбора и любимых конкурсных текстах

Мой личный критерий — максимально дистанцироваться от собственных предпочтений и вкусов и сосредоточиться на объективных характеристиках текстов. Я люблю фантастику, абсурд, обилие юмора и аллюзий. Важнее всего, мне кажется, игнорировать это и подходить к рукописям с позиции максимально объективной. Пусть это будет даже книжка про котиков (я терпеть не могу котиков как домашних питомцев и как персонажей возникшей вокруг них в социальных медиа «поп-культуры»), лишь бы она была хорошо, оригинально написанной. Вроде бы получается, окончательные списки «Книгуру» выглядят весьма разнородно.

Я бы непременно обратила внимание на произведения Артема Ляховича и Александра Киселева, любые, художественные и познавательные (в Короткие списки разных сезонов входили и те и другие). Честно говоря, для меня большая загадка, почему издатели до сих пор их игнорируют? Например, в одном случае Ляхович сочинил отличное пособие по критическому мышлению для подростков («Битва при Наци-Туци»), а Киселев — альтернативный, весьма занимательный учебник литературы («Лит-ра»).

Мои главные принципы отбора почти полностью совпадают с принципами, заявленными в Положении о премии, – потому, собственно, я и сотрудничаю с «Книгуру» все эти годы. Конечно, первое и главное – это качественный текст: если сюжетный, то с проработанным сюжетом, с живыми, объемными, то есть не «картонными» персонажами, мотивированными поступками и логикой развития характеров. При этом в тексте должен считываться авторский посыл – не формальные «моральные выводы», прописанные словами, а способность ненавязчиво, но убедительно подвести читателя к пониманию каких-то важных человеческих вещей; разумеется, этот посыл должен быть в целом гуманистическим. А вот на безоговорочной оптимистичности я, между прочим, не настаиваю. Литературное произведение, в котором драматические обстоятельства и проблемы героя механически превращаются в набор позитивных факторов личностного роста, выглядит фальшивым.

​Кстати, некоторые авторы, видя, что на «Книгуру» часто отмечаются (и нередко награждаются) сложные, проблемные произведения, поднимающие ту или иную «неудобную» тему, начинают думать, что в этом и есть ключ к успеху: сделать главного героя страдающим от родительского развода и школьной травли голодающим одноногим негром-лесбиянкой – и чтобы он победил всех плохих и спас всех хороших. Но, если такая художественная, с позволения сказать, задача решается автором формально, это путь не к успеху, а в мусорную корзину: на нашем, во всяком случае, конкурсе.

Возвращаясь к теме разговора, отмечу еще один значимый критерий отбора. Мне важно, чтобы у прозаика был свой стиль, своя речевая манера: собственный, личный способ говорения словами. Поэтому из всех авторов, представленных в библиотеке «Книгуру», я хотела бы особенно выделить Эдуарда Веркина, Марию Ботеву, Евгению Басову (она же Илга Понорницкая), Нину Дашевскую: у них, помимо прочего, есть своя интонация, собственный голос.

Еще нам все-таки нужно, чтобы текст был современным – по авторскому мировоззрению, по мироощущению персонажей. В этом плане заслуживают внимания такие авторы, как Лара Романовская («Самая младшая» и «Удалить эту запись?»), Артем Ляхович («Черти лысые»), опять же – Басова («Подросток Ашим»), Дашевская («Я не тормоз»), Веркин («Кусатель ворон»).

Наконец, если говорить о моих персональных читательских предпочтениях, не чисто конкурсных, а «вообще», то могу сказать, что очень люблю тексты с какой-нибудь этнографической, антропологической, краеведческой и фольклорно-мифологической составляющей, – при условии, разумеется, что сами тексты отвечают главным критериям, перечисленным выше. Соответствующие мотивы есть у Евгения Рудашевского («Здравствуй, брат мой Бзоу» и «Куда уходит кумуткан»), у Светланы Лавровой («Куда скачет петушиная лошадь»), у Стаса Востокова («Фрося Коровина»), у той же Дашевской («Скрипка неизвестного мастера») и у Веркина тоже («Кусатель ворон»).

Похоже, мои главные рекомендации сформулировались сами собой: романы и повести Веркина, Дашевской, упомянутые мною тексты других авторов – вот то, что мне ближе прочего. Хотя, конечно, читательского внимания заслуживают буквально все финалисты и лауреаты «Книгуру» – в общем-то, ради этого мы и работаем.

Мои личные критерии такие: во-первых, текст должен соответствовать возрасту читателей. Я не знаю, почему авторы, которые отправляют рукописи на конкурс «Книгуру», не читают правила. Но в этом сезоне из первых 20 рукописей, которые я прочитала, семь явно не годились по возрасту — были либо для малышей дошкольного, либо младшего школьного возраста.

Второй критерий — текст не должен быть вторичным. Он не должен напоминать все, что я читала в жанре антиутопии или школьной повести, за свою жизнь. Текст должен быть оригинальным.

Третье — мне нравится, когда книга меня цепляет, когда хочется читать дальше и узнать, что будет с героями, когда доволен не только внутренний литературовед, но и внутренний наивный читатель. Они иногда друг с другом спорят, иногда наивный читатель кричит: но ведь я до шести утра читала эту книжку! А внутренний литературовед убеждает: да ты посмотри, она же насквозь вторична! Важно, когда для меня в книге есть что-то новое. Новые знания, новый взгляд на мир, новая проблема — или вечная проблема, но под новым углом… Но это, вероятно, опять про оригинальность.

Из «книгурушного» — попробую сказать, что серьезно осталось в памяти из шестого сезона, когда я была экспертом. «Тайны глобуса Блау» Марии Пономаренко. Очень рада, что рукопись, которую я когда-то читала без картинок, была издана книгой, теперь ее дарю знакомым детям. «Я не тормоз» Нины Дашевской, «Подсказок больше нет» Светланы Волковой. И еще меня очень впечатлила тогда ни на что не похожая «Дева гор» никому тогда не известной якутской писательницы Майи Тобоевой. Можно и еще называть тексты, и еще — кого-то не упомянешь, со всеми перессоришься… Но я, скорее, не о качестве текстов, а о том, что лично меня так или иначе зацепило.

Для меня главное — язык: слог, стиль, диалоги. В прозе, в отличие от поэзии, качество формы не гарантирует, но обещает богатство содержания — в хорошо написанных текстах, как правило, все в порядке с интригой, сюжетом, конфликтами и психологическим рисунком. И наоборот, написаные казенным, вычурным или сюсюкающим языком повести редко бывают интересными, какой бы бешеный нарратив с извивами ни накручивали авторы.

Хотя исключения бывают, конечно. Мы не имеем права полагаться сугубо на личные критерии. И я, и мои коллеги раз за разом выдвигаем несимпатичные лично нам тексты на общее обсуждение с формулировкой «Мне не нравится, но что-то в этом есть». Это может, например, относиться к совсем бесцветно написанной либо немножко корявой повести на очень важную, актуальную и незаезженную тему. Иногда такие тексты получают поддержку большинства, а потом и читателей. Тогда я грущу от несовпадения с большинством, но и радуюсь тому, что помог донести нужную книжку до читателей.

Я не раз говорил, что одной из главных книг на русском стал «Облачный полк» Эдуарда Веркина, победитель «Книгуру» 2012 года. Его надо читать — как и остальные книги Веркина, представленные в нашей онлайн-библиотеке («Друг-апрель», «Кусатель ворон», «Пролог»).

А так я, как было сказано, западаю на язык, потому являюсь безудержным фанатом Никиты Марзана (повесть «Приключения Корзинкиной» из финала 2013 года и прошлогодний сборник «Старые да малые») и Александра Киселева (финал 2016 — сборник «Один мальчик»). Это блестяще.

Прошлый сезон, на мой взгляд, вообще получился очень сильным, практически все тексты, выложенные на сайте «Книгуру», можно читать с огромным удовольствием — и здорово, что они абсолютно разные. Особо отмечу лихую авантюрную фантастику Цокто Жигмытова и Чингиза Цыбикова («Умник, белка и капитан»), тонкие, нервные и бесшабашные истории Артема Ляховича (причем не только из прошлого сезона), жесткие и нежные школьные повести Ларисы Романовской («Удалить эту запись?»), Елены Владимировой («Я тебя никогда не прощу»), Майи Тобоевой («Тайна лесной поляны») и Ксении Беленковой («Я учусь в четвертом КРО»). Еще есть великолепные, дико смешные и чуть пугающие рассказы про позднесоветское детство Евгении Овчинниковой, совсем крапивинская и совсем современная фантастика Екатерины и Павла Каретниковых, а также замечательная Дарья Доцук («Говорящий портрет»), которая всегда разная, интересная и достойная уважения (пользуясь случаем, хочу извиниться за возможные страдания, причиненные автору придуманным мною термином «суровое фэнтези»).

Я перечисляю по памяти и стараясь не превратить ответ в братскую могилу имен. В следующий раз, возможно, я назову других представителей прошлогоднего финала. И уж наверняка совсем другую подборку сформирует каждый читатель, решивший познакомиться с текстами нашей библиотеки. Очень советую сделать это, если еще не успели. Там есть из чего выбрать. А через пару месяцев на сайте появятся тексты финалистов 2017 года. Прием работ продолжается, но книги, которые мы успели прочитать, уже заставляют нас радоваться за читателей.

Онлайн-библиотека «Книгуру»